Борис Акунин - Смерть на брудершафт (Фильма 9-10) [Операция «Транзит» + Батальон ангелов] [только текст]

В отличие от ворон, остальные крысы выстрела не испугались. Серые остроносые твари кишели повсюду. Буквально в десяти шагах здоровенная крыса шуршала кочаном капусты, но штабс-капитан велел целить по куче свиных костей, до которой было метров пятьдесят.

Хоть руки у Шацкой были слабые, зато глазомер превосходный. Удивила барышня Романова: четырьмя выстрелами, причем почти без интервалов, сняла четырех грызунов.

И пришла в голову Алексею одна чудесная мысль.

Всех женщин спасти он не сможет, но вот эту петербургскую фиалку и, возможно, еще несколько таких же, совершенно бесполезных в штыковой атаке, пожалуй, уберечь удастся.

По недавнему приказу главнокомандующего, в каждой роте полагается создать из лучших стрелков снайперское отделение. Опыт позиционной войны доказал полезность этой меры. Снайперы должны, посменно дежуря, держать под прицелом вражеские окопы, а во время наступления — прикрывать метким огнем атакующую роту, сами оставаясь позади.

Если правильно подать идею, Бочка согласится. Она и сама все время вздыхает, что худосочных девчонок в штыки гнать — только без толку губить. Поэтому отобрать в снайперские команды нужно даже не самых метких, а самых слабосильных. Все равно обучать по-настоящему времени не будет.

Штабс-капитан уже решил, что для демонстрации именно Шацкую начальнице и предъявит. Мол, в атаке от такой проку ноль, зато полюбуйтесь, как отлично она стреляет.

— Господин старший инструктор, вот если б вы меня еще научили штыком колоть. — Воодушевленная успехами Шацкая смотрела на Романова с благодарностью и восхищением. — А то я хуже всех, стыдно!

— Бросьте про это и думать, — отрезал Романов. — Скажу вам начистоту, без свидетелей. Женщина, любая женщина, в силу своей конституции не может научиться владению штыком. Уж поверьте старому вояке.

Барышня кивнула — поверила. И надо ж случиться, чтоб именно в эту минуту произошло событие, поставившее под сомнение авторитет «старого вояки».

Вдалеке затрещали кусты, захрустели ветки. Из той же дыры в изгороди, откуда четверть часа назад вылез Романов, отчаянно голося выскочила женщина в военных штанах и сапогах, но выше пояса голая. Вслед за ней, тоже вопя, выпрыгнул мужчина. Он, наоборот, был в гимнастерке, зато снизу — во всей натуральности. Оба припустили вдоль ограды, стремительно приближаясь к Алексею и Шацкой.

Странное поведение полураздетой пары объяснилось, когда следом сквозь забор проломился преследователь. Верней, преследовательница: наставив штык и оря благим матом, беглецов догоняла начальница батальона. Она быстро перебирала короткими ногами и уж готовилась вонзить клинок в спину мужчине.

— Сенечка-а-а! Бежи-и-и! — заголосила, оглянувшись, женщина.

Солдат сделал огромный прыжок, едва увернувшись от удара, и наподдал с такой прытью, что оставил подругу по несчастью далеко позади.

— Это Салазкина из четвертого! — ахнула Шацкая. — Бочка ее сейчас убьет!

Мужчина сиганул вбок, к ограде, с невероятной ловкостью вскарабкался на нее и, мелькнув белой задницей, исчез в зарослях. Но Бочарова даже не повернула головы в ту сторону — она нацелилась сразить блудодейку.

— Стерва! Шалава! Убью!

Не повезло бедной Салазкиной. Споткнулась на кочке, полетела кубарем. Только вскрикнула:

— Мамочки! Смерть моя пришла!

Багровая от ярости Бочка занесла карабин. Сверкнул хищный японский штык.

Романов бросился к месту грядущего кровопролития, на бегу кинув Шацкой:

— Здесь же в одиннадцать вечера! Будем стрелять на звук!

Оглянувшись, начальница смотрела на невесть откуда взявшегося заместителя. Шацкую не заметила — та благоразумно присела на корточки, спрятавшись за кучей мусора.

— Сука такая! — заорала Бочка. — Я мимо сенника иду, вдруг слышу… Убью на месте, чтоб другим неповадно было!

Салазкина шустро уползала на четвереньках, пока старший инструктор урезонивал взбешенную командиршу.

Рядовой Шацкая наблюдала из своего неромантического укрытия за происходящим и улыбалась. Не насмешливо — мечтательно.

— В одиннадцать… — прошептала она.

ОГОНЬКИ

Дотемна проторчали в штабе дивизии, дожидаясь генерала, срочно вызванного в корпус, но встреча так и не состоялась. В половине десятого протелефонировал адъютант и сообщил, что начальник нынче не вернется — переговоры с представителями солдатских комитетов зашли в тупик, будут продолжены завтра утром в присутствии командующего армией.

Пришлось уезжать несолоно хлебавши.

Бочарова, весь день готовившаяся представляться начальству, была раздосадована. Вернувшись в расположение, устроила выборочную повзводную проверку: в порядке ли оружие, исправно ли ведется дежурство, не стерты ли после марша ноги. Всё было в полном порядке. День отдохнув, батальон оправился и от тридцативерстного броска, и от артобстрела, и от потрясений минувшей ночи.

Потом вдвоем долго обсуждали график завтрашних ротных занятий. Из-за всего этого Романов попал на свалку с большим опозданием. Он уж думал, что Шацкая его не дождалась — но нет, на том же самом месте, где они утром расстались, чернел маленький силуэт, окруженный призрачным серым сиянием. Ночь сегодня была пасмурная, по временам тьма сгущалась до полной черноты, но иногда облака прорежались, и тогда причудливый рельеф мусорных куч напоминал лунный пейзаж из иллюстраций к роману Жюля Верна.

Смердело меньше, чем на жаре, и мухи не жужжали, но, судя по деловитому шуршанию, крысы бодрствовали — что от них и требовалось.

Алексей вдруг сообразил, что барышне, наверное, жутко стоять тут одной, в окружении ночных шорохов, и ускорил шаг.

— Извините, — сказал он. — Сначала в штабе дивизии задержали, потом начальница не отпускала…

— Офицер перед рядовым не извиняется.

Фигурка не шелохнулась. Голос был странный — не такой, как всегда.

— Обиделись, — вздохнул штабс-капитан.

— Нет, что вы… — Шацкая сделала шаг навстречу. — Я не заметила, как летит время. Стояла, думала.

— О чем?

— О том, как всё это удивительно. Совершенно непохоже на то, как я себе… — Она сбилась. — Ой, куда ж это я карабин пристроила? Ничего не видно…

Луна действительно спряталась за плотную тучу, стало совсем темно.

Присев на корточки Шацкая ощупывала землю. Желая ей помочь, Алексей тоже наклонился — и звонко приложился лоб в лоб.

— Ой! — сказал она.

— Черт! — сказал он.

Шацкая пожаловалась:

— Еще и фуражка свалилась.

— У меня тоже.

Оба рассмеялись. Из-за того что ничего не было видно, Романов вдруг почувствовал себя, будто в мирное время: он не с нижним чином, а просто с барышней, и летняя ночь, и обоим весело. Нет ни военной формы, ни уродливо остриженной головы, голос же у Шацкой обыкновенный, девичий. И легко представить, что она такая же красивая, какою он увидел ее впервые, в кресле парикмахера.

— У меня ведь фонарик! — спохватился он.

Щелкнул кнопкой. Моментально отыскались и головные уборы, и карабин, аккуратно прислоненный к пустому снарядному ящику. А тут и луна выглянула.

Шацкая провела рукой по засеребрившемуся ежику волос, поспешно надела фуражку.

— Никак не привыкну к этому ужасу. Видели бы меня петроградские знакомые…

— Не так это ужасно. Вы похожи на мальчика.

Луна снова скрылась. Остался только голос, да еще чуть мерцали глаза, смотревшие на Алексея снизу вверх.

— Значит, на роду написано. Папа не хотел девочку, мечтал о третьем сыне. У нас уже несколько поколений подряд три сына и никаких дочерей. Старший идет в морскую службу, средний в кавалерию, младший в пехоту. Так всё в конце концов и вышло. Я угодила в пехоту. И получился из меня мальчик.

— Нет, — быстро сказал Романов то, что невозможно было бы произнести при свете. — Мальчик из вас не получился. Совсем не получился. Как вас зовут?

— Саша. Видите, даже имя не совсем женское…

У нее сорвался голос, она замолчала. Он тоже молчал. Теперь и вовсе ничего не осталось — только ночь, только учащенное дыхание.

Господи, думал Романов, никогда и нигде такого еще не бывало, ни в каких романах, это просто не с чем сравнить. И не надо сравнивать.

— Сумасшествие закончится, — хрипло сказал он. — Обязательно закончится. И тогда…

— Что «тогда»? Почему вы не договорили? Что «тогда»?

Он не договорил, потому что снова засочился слабый свет, блеснул на дуле карабина, обрисовал верхний полукруг кокарды на ее фуражке.

— Нет, ничего.

Саша продолжила за него:

— Закончится война, у меня отрастут волосы. Пускай не такие, как прежде, а хотя бы до ушей. Сейчас в Париже это модно. Мы с вами встретимся где-нибудь в Петергофе или в Павловске, и…